[Инуа]

Короче, выкладывать это куда-то пока никакого смысла нет, тихо сам с собою себе пишу и радуюсь) Но сохраню для себя здесь.

Итак, фэндом: slough house, mick herron
Действия после седьмой книги, восьмую пока ещё только читаю и не учитываю, тем более что Ривера тут пока всё ещё так и не упомянули.
Без названия, без понятного пока сюжета. Просто фантазия на тему. С участием Ривера, его отца, Джеймса Уэбба ака Паук и всех остальных.

***
Бип-бип-бииип. Полумрак, освещаемый только зелёными, красными, жёлтыми мигающими огоньками периодически издающей пугающие для непривычных звуки аппаратуры. Фигура человека на больничной кровати, опутанная проводами, утыканная иглами и трубками, с подключёнными к влажной от пота коже датчиками. Она почти неподвижна, только иногда по телу проходит какой-то спазм, и пальцы чуть скрючиваются, словно когти, пытающиеся впиться в простыню.
За окном дождливая лондонская ночь, часы посещения давно уже закончились, и всё же среди теней, наполняющих комнату, можно разглядеть тень, неподвижно стоящую у изголовья кровати. Она почти не шевелится, только мрачно нависает над истощённым, болезненным телом, погружённым в глубокое забытьё – то ли под воздействием лекарств, то ли как результат слишком серьёзных повреждений нервной системы, – и не сводит глаз с бледного лица, с прядями прилипших ко лбу светло-каштановых волос. 
– Ривер, – произносит тень наконец, лёгкое движение, протянутая к лежащему рука, и на секунду в очередной вспышке лампочек и молнии за окном тень обретает форму высокого человека в длинном сером пальто, седого, но всё ещё крепкого, с тёмными горящими глазами. Ладонь прикасается к горячему влажному лбу, отводит отросшие пряди. – Давай, сын. Ещё рано сдаваться. Нас впереди ждёт слишком много дел.
 Кажется, лицо лежащего человека чуть изменило выражение, может быть, он немного нахмурился, или поморщился, и, может быть, в мерный писк аппаратов на секунду вторгся звук другой тональности, а может быть, всё лишь игра теней и воображения.
В коридоре раздаётся стук каблуков, кто-то проходит мимо палаты, на миг за окном темнеет ещё сильнее, а потом небо раскалывается от грохота грома и новой вспышки молнии, но высокой фигуры в длинном пальто здесь больше нет.

@темы: Сериалы, Книги, Творчество

Comments

[Инуа]

***
Когда удаётся разлепить веки в первый раз, перед глазами всё плывёт и никак не хочет принимать хоть сколько-нибудь чёткие очертания. Попытка поднять руку, чтобы потереть глаза, оборачивается провалом – мышцы дрожат от напряжения, но оторвать руку от простыни больше, чем на пару сантиметров, не выходит. Где он, что случилось? Ничего непонятно, но тело настолько слабо и разбито, что у него нет сил на панику. Взгляд затуманивается всё больше, и он почти погружается в сон опять, но тут воспоминание – яркая вспышка – как удар прямо в мозг, и он снова распахивает глаза, пытаясь выдавить имя – СИД! – но мешает дурацкая трубка во рту. За него громче пищат аппараты.
Шум в коридоре, чьи-то быстрые шаги. Распахнутая дверь. Последнее, что Ривер видит перед тем, как снова отключиться, размытая фигура женщины в белом.
– Мистер Картрайт? Мистер Картрайт, вы меня слышите?
Уже нет. Он ничего не слышит, снова погружённый в мутную, но спокойную воду беспамятства.
***
Его сознание мигает также, как мигают лампочки приборов – он то возвращается в мир, то ускользает обратно, но каждый раз ему удаётся удержаться ещё немножечко дольше. В какой-то момент этого времени становится достаточно для того, чтобы он мог дождаться прихода доктора и ответить на ряд очевидных вопросов – как его зовут, когда он родился, последнее, что он помнит. К этому моменту у него больше нет торчащей в горле трубки, но есть тонкий провод, тянущийся через ноздрю. Он уже способен дышать сам, но все мышцы тела настолько обессилены, что дополнительный приток кислорода не будет лишним, пока его организму ещё предстоит долгий период восстановления. 
Во время одного из следующих визитов врача он даже находит в себе силы задать встречные вопросы. Как долго он здесь? Уже четвёртый месяц. Где он? Специальная больница секретной службы. Ему не о чем беспокоиться, здесь он в полной безопасности. Где Сид? Кто такая Сид? Может ли он позвонить кому-нибудь? К сожалению, никаких связей с внешним миром не предполагается, пока пациент не будет достаточно стабилен для того, чтобы выписаться. Знает ли кто-нибудь из Слау-башни, что с ним? Вне моей компетенции, извините. А теперь вам стоит отдохнуть. Вы устали.

***
Он снова учится сидеть, держать в судорожно сжатых пальцах ложку, питаться перемолотой в жижу кашей. Держаться в сознании достаточно долго, чтобы начать отличать день от ночи, но всё равно засыпать каждые пару часов, чувствуя себя предельно истощённым от подобной активности. И речи не идёт о книгах, телевизоре или музыке, просто ежеминутная борьба за то, чтобы вернуться к жизни, освоить своё тело заново.
Он уже знает, что случилось. Яд. Предельно сильнодействующий яд, который практически неминуемо приводит к летальному исходу. Секретное оружие русских шпионов.
Когда ему хватает сил на то, чтобы сосредоточенно подумать о чём-то, он беззвучно смеётся, представляя себе, сколько лестных слов об его интеллекте сказал бы Лэмб, если бы узнал, что Ривер необдуманно хватался за дверные ручки в доме, который, как он точно знал, нашёл отряд русских убийц. Ну, отряд сильное слова. Два человека. Этого оказалось достаточно, чтобы убить двоих из них, и почти убить самого Ривера. Он перестаёт смеяться, когда вспоминает ощущение головы женщины, которую он удерживал под водой достаточно долго до того, как она перестала сопротивляться. Месть из водяной могилы.
Раз врач не знает про Сид, значит, её здесь нет, верно? Или ему не хотят сообщать. Но если её здесь нет… Она цела и в порядке? Или ей не удалось выжить? Эти вопросы расходуют его силы гораздо быстрее, чем попытки каких-то физических действий.
Спустя ещё несколько недель его первый раз садят в кресло-каталку и вывозят в коридор на краткую прогулку.
Это выглядит как дом престарелых, только очень мало людей, и все они достаточно молоды, хоть и выглядят разбитыми бледными тенями. Это явно не то место, которое стало последним приютом Старого Чёрта, которое Ривер навещал до последнего вздоха дедушки. Но наверняка Служба может себе позволить далеко не одно-два лечебных заведения.
Ехать на коляске и ощущать себя в свои ещё даже не тридцать полной развалиной было очень неприятно, и Ривер подумал, что стоило сделать физиотерапевтические тренировки ещё более эффективными. Он не собирается торчать здесь ещё несколько месяцев. Он восстановится и вернётся обратно в седло. Вернее, встанет под седло в ненавистную, но уже родную конюшню хромых коней. Неважно. Главное, он сможет наконец снова увидеть Сид. И остальных.

[Инуа]

– Картрайт?!
Изумлённый слабый голос, с лёгким искажением звука, ещё не картавость, но очень близко к тому. Отвлёкшись от внутренних ощущений и мыслей, Ривер обвёл взглядом зал для отдыха и общения, в который его привезли, и пристальнее оглядел его обитателей. Пол выложен светлой блестящей плиткой, с которой легче всего стирать разнообразную грязь. Стены, частично бежевые, частично бледно-зелёные, создавали спокойную, но безошибочно больничную атмосферу. 
В дальней части зала был обустроен телевизионный уголок, с диваном и несколькими креслами. На большом экране крутили успокаивающую передачу про коал. По остальному пространству тут и там находились небольшие маленькие столики, на которых можно было поиграть в разнообразные настольные игры или позаниматься со специальными приборами, возвращающими гибкость и силу мышц, или развивающие координацию. За одним из таких столиков и сидел человек, который пытался привлечь его внимание.
– Паук? – чувствуй Ривер себя получше, удивления и вообще эмоций в его голосе было бы больше. Джеймс Уэбб был последним человеком, которого он ожидал увидеть, даже не то, чтобы именно здесь, а вообще, среди живых. 
Мысленно он давно уже похоронил старого то ли приятеля, то ли врага, и запихнул это воспоминание в дальний уголок сознания, откуда оно периодически отсвечивало лёгким чувством вины. Ведь он был уверен, что проведшего длительное время в казавшейся необратимой коме Джеймса давно уже «выдернули из розетки» именно по его инициативе, единственная идея, которая пришла ему на ум, когда понадобился хоть какой-то туз в рукаве для того, чтобы отвлечь внимание Тавернер от того, что ему понадобилось в Регент-парке на самом деле.  
– Сколько раз просил, не называй меня так! – злобное шипение удалось Уэббу намного лучше, в его голосе не было той странной неуверенности (нечёткости?), которая послышалась Риверу минуту назад. Разозлённый, он сделал вид, что Картрайт его вообще никак не интересует, и вернулся к тому, чем явно занимался до его появления, а именно… Что именно он делал?
Попросив медсестру подвезти его ближе к столику, за которым сидел Уэбб, и оставить их вдвоём на пару минут, он со всё более возраставшем изумлением уставился на его пальцы, пытающиеся пристроить карту поверху пары двух, уже прислонённых друг к другу шалашиком.
– Ты карточные домики строишь? Тебе что, пять? Здесь настолько омолаживающие процедуры делают? К кому обратиться? – Ривер широко усмехнулся, ощутив прилив сил от возможности вступить в небольшую перепалку. Но, присмотревшись, он резко убрал с лица улыбку и перевёл взгляд с дрожащих, будто у старого и больного человека, рук Уэбба на его нахмуренное в сосредоточенности лицо. 
Уронив руку на стол, Джеймс уставился на него в ответ со смесью раздражения, усталости и поразившего Ривера отчаяния. Это был совсем непривычный взгляд. Обычно Паук смотрел на людей так, словно они все были плевком на его идеально начищенных ботинках. В этой самоуверенности было нечто забавное, совсем чуть-чуть, в основном она просто бесила, но её пропажа оказалась довольно тревожной. 
Не говоря уже о том, что Уэбб в целом выглядел отвратительно, бледный, осунувшийся, с огромными синяками под глазами и взъерошенной, чего раньше вообще не бывало и быть не могло, причёской. В больничной одежде и накинутом поверх неё синем махровом халате он не был похож даже на призрака себя прежнего, скорее брата-близнеца, большую часть жизни прожившего в лечебницах, а, может быть, и психиатрических больницах. 
– Что ты здесь делаешь, Кайт… Картрайт? – с усилием выговорил Уэбб, уголок его губ словно съезжал чуть вниз, когда он начинал говорить. – Дед не смог выбить тебе местечко поприличнее?
Множество язвительных ответов вспыхнуло в мозгу Картрайта, но первая вспышка радости от возможности привычных перепалок уже угасла, и Ривер чувствовал, как на него начинает наваливаться привычная за последнее время усталость.
– Он мёртв, – спокойно ответил он, и, чуть помолчав, добавил. – Я думал, ты тоже. Что с тобой произошло?
– Со мной? – переспросил Уэбб, и его лицо перекосилось ещё больше в выражении, которое Ривер не сразу опознал как язвительную усмешку. – А что со мной? Я в полном пойя… Порядке. Лучше всех. Ну, знаешь. Кровопотеря. Клиническая смерть. Кома. Е-е-е… Й-е… Е-р-ун-д-а.
Сделав усилие чуть ли не на каждой букве, Уэбб устало закрыл глаза и тяжело задышал, явно пытаясь успокоиться. Почувствовав острый укол жалости, Ривер подался вперёд и положил руку поверх лежащей на столе ладони.
– Эй…
– Иди в жопу, Картрайт! – во вспышке злости на сей раз его имя далось Джеймсу легко. Он выдернул руку, резко распахнул глаза и уставился на него в неприкрытой ярости. – И жалость свою туда же засунь!
Ривер поспешил чуть отстраниться и поднять руки вверх в жесте человека, который сдаётся и сожалеет о содеянном.
– Ладно, ладно, успокойся, Па… Уэбб. Я не… Я просто… – он растерялся, подбирая слова, и ляпнул первое, что пришло в голову. – Я вообще-то тебя навещал, когда ты в больнице лежал.
Лицо Джеймса исказилось в резкой смене сразу нескольких выражений, он явно сначала попытался осмыслить сказанное, а потом подобрать подобающую резкую реплику для ответа, но внезапно словно вспомнил что-то, или вдруг сбросил злобную маску, снова вернувшись к состоянию болезненного и давно уставшего от своей болезни человека.
– Я знаю.
– Ты… Что? Откуда?
– Ну, знаешь, как они говорят. «Разговаривайте с людьми в коме, они вас услышат и захотят вернуться». Но вряд ли имеется в виду нытьё про скучную работу. Серьёзно, Ривер, возможно, я пришёл в себя только ради того, чтобы придушить тебя и заставить заткнуться, кто знает. Так что я должен сказать тебе спасибо, пожалуй, – эта длинная, специально замедленная, чтобы суметь выговорить все слова, речь заставила Уэбба выдохнуться и откинуться на спинку стула, чтобы немного передохнуть, оставив поражённого Ривера молча открывать и закрывать рот.
– Серьёзно? Ты меня слышал, правда?
Уэбб закатил глаза, показывая всё, что он думает по поводу интеллекта Картрайта, но, явно проанализировав свою готовность повторить речь снова, просто молча кивнул головой.
– Охренеть, – Ривер покачал головой, пытаясь осмыслить, что такое действительно возможно. Потом слегка покраснел, вспомнив, сколько времени он получается ныл Джеймсу в уши, как ему опостылили Слау-башня, грёбанный Лэмб, бесконечная и невообразимо однообразная работа и прочая хрень. И сколько грязи вылил на него же, обвиняя Паука в предательстве, подставе и всех его последовавших за этим несчастьях. Было ли такое, чтобы он откровенничал и о чём-то другом? Сейчас так трудно было вспомнить.
– Ну, наверное, не всё и не всегда, но ка…кааакую-то часть точно, – спустя пару минут молчания сказал Паук. – Так, а здесь ты что делаешь? Что с тобой?
Побарабанив пальцами по столу, Ривер задумался, подбирая слова.
– А я ничего не слышал, – наконец, осторожно сказал он. Интересно, что это значило? Его состояние было хуже, чем у Паука? Или его никто не навещал? Весьма вероятно. Оставалось надеяться, что это лишь потому, что никто не знал, где он, а не потому, что Сид тоже отравилась. Но ведь Луиза бы точно пришла, так? Гадать было бессмысленно. – И вообще ничего не помню. Вырубился и потом очнулся.
– Так что п-произошло?
– Яд. Меня отравили. Долгая история, правда.
– А-а, ты торопишься на вечеринку, не знал.
– Отвали, Паук.
– Пошёл ты, Ривер.
Медсестра вернулась до того, как перебранка между ними набрала обороты.
– Мистер Картрайт, вам пора отдыхать. Мистер Уэбб, у вас процедуры через пять минут. В отделении С. 
– Эй, – перед тем, как Ривера увезли, Уэбб окликнул его, и он обернулся, наблюдая, как Паук неуклюже пытается выбраться из-за стола, словно он путался в своих всего-то четырёх конечностях. – Сочувствую по поводу деда.
От неожиданности слова благодарности даже не пришли на ум, Ривер просто кивнул и позволил увезти себя обратно в палату. Ему действительно нужно было немного поспать.

[Инуа]

Глава 2.
В затхлом, накуренном до степени возможности вещать топор в воздухе помещении, куда практически не проникал солнечный свет, сумел, однако, проникнуть сигнал вызова по мобильной связи. 
Под плачевный скрип привычного ко всему, но всё же не бессмертного кресла, человек за столом дотянулся до лежащей на столе трубки, раскурил невесть откуда взявшуюся сигарету, нажал на кнопку приёма и выдохнул дым в телефон. На том конце далёкой беспроводной связи послышался завистливый вздох.
Поддерживая репутацию и соблюдая все установленные законы, Диана Тавернер не могла себе позволить закурить на рабочем месте. В отличие от собеседника.
– Лэмб.
– Диана. Сказал бы, как приятен звук твоего голоса, но… Погоди секунду, – слегка наклонившись и перенеся вес тела на правую ягодицу, Лэмб звучно пёрднул, и издал удовлетворённый вздох. – Вот, это звучит намного лучше.
– Как всегда, очаровательно, – голос Диана стал настолько сухим, что можно было бы позавидовать пустыне. – Хотела бы насладиться нашим общением, но я по делу, а не ради удовольствия. Твой парень, он пришёл в себя, сейчас на реабилитации. Если всё пойдёт хорошо, рано или поздно верну его в твою конюшню. Но прогнозировать, когда именно, пока сложно. И пусть уже наконец постарается держаться подальше от неприятностей. Это последний раз, когда я прикрываю твоих людей, Лэмб.
– О, это было бы большим одолжением с твоей стороны, если бы не пришлось их прикрывать от потока дерьма, которое ты же и набросила на вентилятор, – пауза, новая затяжка. – Без обид, Диана. Не хочется портить нашу взаимную дружбу. Ну, сама знаешь, ты потрёшь мне спинку, я нассу тебе в туфли. Взаимная выгода.
– Не знаю, встречала ли я когда-либо более отвратительного человека. А я повидала много всего.
– Не сомневаюсь. Ладно, поболтал бы с тобой подольше, но давно не устраивал своим ребятам головомойку, нужно держать их в тонусе, сама понимаешь. Так что отложим наши предварительные ласки по телефону.
Он сбросил звонок, кинул телефон обратно на стол, не заботясь о его сохранности, потушил старую сигарету в кружке давно остывшего чая и вытащил новую.

[Инуа]

***
Джеймс сидел у окна, пытаясь насладиться ощущением солнечного тепла на коже и погрузиться в лёгкую классическую мелодию, наполнявшую палату. Как объяснял лечащий врач, выход после комы, тем более в достаточно продолжительной, довольно-таки непростое и деликатное предприятие, требующее максимального покоя и исключительно приятных эмоций, чтобы и без того пострадавшая нервная система не подвергалась лишним нагрузкам. Вообще врачи были довольно-таки сильно заинтересованы в Уэббе и его процессе реабилитации, поскольку он конечно не провёл по ту сторону долгие-долгие годы, но всё же срок больше полутора лет тоже немалый, и таких случаев в их практике было не так уж много. Пока не появился ещё один пациент в столь же нелёгком, если не ещё хуже, положении. Но, слушая пересуды и перешёптывания медсестёр между собой, он и предположить не мог, что речь идёт о Ривере Картрайте.
Какой-то злой рок, ей-богу. После всего, через что они прошли: дружба, соперничество, предательство, жгучая обида и почти ненависть, и, наконец, после его смерти и начала новой жизни здесь, где он пытался заново освоить самые элементарные навыки, Картрайт казался каким-то далёким призраком, полузабытым воспоминанием. Далёким голосом, который разговаривал с ним там, в том странном подсознательном мире, где он оказался. В общем, кем-то почти мистическим, с которым его путь больше не должен был пересекаться. А вот же, явился. И ничего в нём необычного, всё та же бесячья рожа, которая посмела приставить пистолет к его голове, а потом отправить в нокаут, попутно вышибив кусочек зуба, восстановление которого стоило немалых денег. 
Ух, как же долго он злился тогда. Эта злость и подстегнула его сделать что-нибудь такое, что сразу продвинет его на много, много ступеней карьерной лестницы вперёд, что-то, что сделает его выдающимся даже по сравнению с этой ведьмой Тавернер, что-то, что сделает его звездой, благодаря только его собственным старанием, не то что этот рождённый с золотой ложкой во рту «я внук знаменитого Дэвида Картрайта» ублюдок. 
И чего же он добился на самом деле? Полтора года лежания на койке трупом и унизительных долгих месяцев выноса из-под него уток и попыток встать на непослушные ноги. И до сих пор… До сих пор в голове часто мутная пелена, бывает трудно вспомнить нужное слово, а если и удаётся вспомнить, попробуй его ещё правильно выговорить. И ходит он, шаркая ногами и спотыкаясь, словно глубокий старик. И бывают дни, когда невозможно донести ложку супа до губ, не расплескав её всю по дороге. 
Теперь это его жизнь. Его, блестящего Джеймса Уэбба, безупречного, всегда модно одетого, выбритого в самом дорогом барбершопе Лондона. Потому что мог себе позволить. Потому что он сделал себя сам.
У него было время подумать о многом, и злость на Картрайта за это время значительно ослабла. В конце концов, они были квиты. А вот злость на самого себя… Другое дело. От этой бессильной ярости он скрежетал зубами по ночам, да и днём тоже, и вся успокаивающая музыка в мире не могла его от этого избавить. Каждое упражнение, каждая встреча с нейрологопедом давались с огромным трудом, потому что каждый раз сначала нужно было приложить невероятное усилие, чтобы смирить свою гордость и признать, что он по-прежнему далеко не здоров. С каждым днём это удручало всё больше, и только теперь, после появления Ривера и того, как он взглянул на себя его глазами, Джеймс осознал, что почти сдался и совсем себя запустил. 
Нужно взять себя в руки. Он сможет собраться. И сможет вернуться. И всем ещё покажет, кто он такой.

[Инуа]

***
– Хорошо, давайте-ка проверим кое-что ещё. Пожалуйста, положите руки на стол.
Ривер выполнил требование. С каждым днём ему всё лучше удавалось заставлять своё тело повиноваться его воле, хотя пока для движений и требовалось больше усилий и сосредоточенности, чем когда-либо раньше.
– Отлично, теперь по очереди сжимайте кулаки, одна ладонь открыта, другая в кулак. Вот так, теперь наоборот. Отлично, а теперь быстрее.
С тех пор, как он достаточно окреп, чтобы передвигаться по больнице, пока что всё ещё с помощью коляски и медсестры, он прошёл сотни разнообразных тестов и лечебных процедур. Разнообразные массажи, анализы, заборы крови и прочих жидкостей в организме, водные процедуры – особенно впечатлял душ, который то словно вонзался в кожу тысячей маленьких кинжалов, то омывал измученное тело нежными тёплыми струями, и предугадать, когда закончится один режим и начнётся другой было невозможно. Но Ривер готов был вытерпеть что угодно, лишь бы побыстрее прийти в норму.
– Думаю, можем закончить на сегодня. Сейчас у вас пару часов свободного времени, а затем вечерние процедуры.
– Как долго я ещё пробуду здесь? Или когда смогу хотя бы позвонить?
– Мистер Картрайт, мы ставим в известность тех, кому необходимо знать о вашем состоянии, вам не о чем беспокоиться. Что касается времени, торопиться здесь то же ни к чему. Мы же не хотим никаких отсроченных последствий, верно? Лучше восстановить ваше здоровье медленно, но верно. Благо, динамика у вас и так замечательная. Думаю, где-то через год вы будете совсем как новенький.
– Год?! Что? – приготовившийся было возмутиться, что его так сильно ограничивают в контактах с внешним миром, Ривер легко направил свой всплеск на гораздо более значимый вопрос.
– Ну, может быть и гораздо меньше, может быть, полгода. В таких случаях трудно прогнозировать наверняка, – доктор тут же попытался успокоить его. – Я всего лишь высказываю некое усреднённое предположение, чтобы вы не расстраивались, если процесс займёт больше времени, чем хотелось бы. Мистер Картрайт, постарайтесь не нервничать из-за этого. Чем больше вы переживаете, тем сильнее нагрузка на вашу нервную систему, тем дольше и труднее будет проходить восстановление. Давайте просто… Постараемся помочь вашему организму восстановиться настолько быстро, насколько это будет возможно, хорошо?
Сжав в кулаки обе руки, но уже под столом, чтобы доброму доктору не было видно, Ривер заставил себя кивнуть, но про себя подумал, что постарается убраться отсюда подальше, как только сможет самостоятельно передвигаться. Зато теперь стало понятно, почему Сид так долго не выходила на связь, судя по всему, в подобных местах это было весьма непросто.

[Инуа]

***
Очищение и восстановление организма идёт долго и нудно. Он часами лежит на капельницах, проходит несколько процедур по очистке крови, поскольку никто толком не понимает, насколько отрава выведена из его организма. Ривера продолжают постоянно проверять и тестировать, убеждаясь, что его мозг остался в целости и сохранности, из-за чего приходится постоянно отвечать на вопросы из серии «чем ворона отличается от самолёта», объяснять значения пословиц и решать логические задачки по типу исключения одной фигуры из четырёх по неочевидному признаку. 
Происходи всё это несколько лет назад, Ривер давно бы вскипел и послал всех к чёрту, но Слау-башня приучила его к выполнению нудных, однообразных задач. Раньше приходилось смиряться и терпеть, лелея надежду вернуться на активную службу, теперь же ему нужно собраться, чтобы вскарабкаться хотя бы на предыдущую ступень и снова вернуться на Олдерсгейт-стрит, продолжить перекладывать бумажки и составлять бесконечные списки людей, не выплативших штрафы вовремя. И, как знать, возможно, за соседним столом будет сидеть Сид.
Как только врачи разрешили потихоньку повышать физическую активность, начались долгие изматывающие упражнения в бассейне, где он, сцепив зубы и вцепившись в пенопластовую дощечку, пытался вернуть к жизни всевозможные мышцы рук, ног и спины. Целью на ближайшее время было хотя бы добиться того, чтобы встать с коляски и перейти на костыли в качестве подспорья. Это было не так-то легко, и требовало приложения всех возможных сил, поэтому Ривер редко бывал в зоне отдыха, большую часть времени тратя либо на процедуры, либо на тренировки, либо на лежание бессильным пластом в своей палате, хотя каждый раз, проезжая мимо, невольно приглядывался, высматривая светловолосую голову. 
Не то чтобы ему по-прежнему было дело до Паука. Во всяком случае, за всем ворохом событий он давно уже привык почти не думать о нём. Мёртвые к мёртвым, живые к живым. Да только «иногда они возвращаются». Кажется, когда-то Ривер смотрел ужастик на эту тему. Но в его реальности всё было гораздо оптимистичнее. То, что Сид выжила, снимало львиную долю груза вины с его плеч. И то, что Паук выжил, тоже. И они вовсе не злобные зомби, желающие его смерти. Ну, по крайней мере, Сид точно нет, насчёт Уэбба уверенным быть нельзя. 
Он пытался задать пару вопросов о бывшем друге персоналу, но не зря учреждение было специализированным и принадлежало Службе, распространять какую-либо информацию о пациентах все отказались, вежливо, но безапелляционно. Что же, в любом случае, было не похоже, чтобы кто-нибудь из них имел возможность выбраться отсюда в ближайшее время, так что Ривер решил, что возможность пересечься ещё определённо появится, так или иначе, и можно будет выяснить отношения, если очень захочется. Хотя был ли смысл ворошить прошлое? Они перестали общаться задолго до того, как Паук загремел в больницу в предсмертном состоянии. Лучше оставить всё это.
– Избегаешь меня, Ривер?
Неожиданный шёпот над головой заставил вздрогнуть, опорная нога соскользнула и Ривер чуть не захлебнулся водой, окунувшись в неё с головой. Вынырнув обратно, он резко втянул воздух и непроизвольно мотнул головой, откидывая прилипшие ко лбу волосы и провоцируя кучу брызг вокруг себя. Уэбб взвизгнул – иначе этот звук описать и нельзя – и отпрыгнул от ванны. Зловредно усмехнувшись, Ривер повернулся в его сторону, облокотился о край ванны, в которой расслаблялся после очередной тренировки, и положил подбородок на сложенные руки.
– Мать твою, ты… Па-аршивая псина, как обычно, – брезгливо поморщившись, Уэбб стряхнул с себя капли воды, не успевшие впитаться в больничную одежду.
– Да? А я думал, я конь. Ну, хромой.
– Ха-блядь-ха, смешно.
Уэбб доковылял до соседней ванной, которую недавно приходила заполнять одна из медсестёр, досыпая туда необходимые лечебные соли, и принялся раздеваться, складывая одежду на стоящий специально ради этих целей рядом стул. Под халатом и стянутой с плеч рубашкой прямо между лопатками змеился, ветвился шрам, напоминающий то ли вытянувшие в разные стороны щупальца амёбу, то ли пускающую разряды шаровую молнию. Трудно было поверить, что после такого ранения в грудь прямо в упор пулей, вырвавшей кусок мяса на выходе из тела, можно было выжить.
– Ты помнишь, как это было? – неожиданно для самого себя спросил Ривер у надутой спины.
Сложив штаны, Уэбб шагнул в ванную и медленно, по-стариковски придерживаясь за края, опустился в воду. Погрузившись поглубже, он откинул голову на спинку ванны и, помедлив, повернул голову к Риверу.
– Было что?
– Как ты умер. Ну, клиническую смерть, как ты сказал? И как ты мог слышать меня? Там… Ты был где-то?
– С чего ты взял, что я буду с тобой откровенничать? – фыркнул Уэбб. Он всё ещё продолжал слегка картавить и растягивать слова, но здесь, в лёгкой дымке пара от ванны и расслабления это как-то словно смягчалось и звучало не так явно. – Сам мне расскажи. Ты ведь тоже из комы.
– Да, ну, как я сказал, ничего не помню. Вырубился и очнулся. А ты говорил, что слышал меня. Плюс у меня клинической вроде не было. По крайней мере, мне не говорили.
Повисла тишина, нарушаемая только лёгким плеском воды при малейшем движении, и Ривер уж было решил, что ответа не дождётся, когда Уэбб начал говорить.
– Нигде я не был. Это как… Ты будто засыпаешь и уже почти совсем спишь, но ещё слышишь, как что-то происходит, но уже не можешь сказать, сон это или реальность. И каждый раз, когда будто… Выныриваешь чуть ближе к реальности, ужасно тяжело и хочется уснуть снова. Вот и всё.
– Значит, никаких полётов по туннелю света? Да уж, Уэбб, даже умираешь ты как-то уныло, без задоринки.
– Ну куда мне до тебя, мистер «я упал, очнулся, ничего не помню». Вот уж где простор для фантазии, – Паук с явным удовольствием выпрыснул изрядную дозу яда в голос. – Ты так и не рассказал, как тебя отравили. Нет, я конечно на месте твоих коллег тоже бы не удержался, но они тебя долго терпели.
– Отсоси, Уэбб, только ты можешь довести людей рядом с тобой так, чтобы они захотели тебя пристрелить. А я был на миссии. Секретной, так что не твоё дело.
– Ты? На секретной миссии? А говоришь, тебе ничего не снилось. Ты точно отличаешь реальность от своих фантазий, Картрайт? Надо поговорить с твоим врачом.
– Да уж, представь, Паук, пока ты тут прохлаждался, в мире происходило много чего интересного. Нас вообще давно стоило бы уже признать лучшими работниками Службы, потому что остальные только и делают, что проворачивают какие-то сомнительные делишки и лижут жопу Тавернер. 
– Уж лучше Тавернер, чем вашему мерзкому Лэмбу.
– Представь себе, начальству можно вообще не лизать, Уэбб.
– Ага, и по гроб жизни копаться в мусоре и прочем говне. Нет уж, спасибо, Ривер, давай ты не будешь учить меня, как строить карьеру.
– О, ну да, ты-то сам отлично справился, – Ривер закатил глаза и, устав находиться в этом положении, повернулся и тоже откинулся на спинку своей ванны. – Как тебе это вообще в голову пришло, заигрывать с каким-то русским олигархом, не проверив его досконально? Это же тупо, Паук. Даже для тебя.
Раздался резкий плеск воды, и краем глаза Ривер увидел, что Уэбб начал выбираться из ванны, натурально как паук, растопырив конечности и с трудом балансируя. Наскоро обтеревшись полотенцем, он начал одеваться.
– Да ладно, ты что, обиделся? Эй, Паук? Ну прекрати. Разве не полезно провести разбор полётов с коллегой, обсудить ошибки? Эй?
Ответом ему стала только хлопнувшая дверь. Хмыкнув, Картрайт покачал головой и погрузился обратно в воду по самые ноздри. Дразнить Уэбба всё ещё было забавно и приятно.